Для окончательно свободного и окончательно одинокого "экзистенциального" человека прощение - трудная работа. Трудная не только потому, что допускает лишь одну форму ответственности - перед самим собой, но и потому, что нередко оборачивается виной "прощателя". Эта вина становится единственной, пусть и мучительной основой его существования, источником почти невозможных слов о том, что прощение - и беда, и прельщение, и безумие, и наказание тела, и ложь, и правда, и преступление, и непрощение, в конце концов. Движимая трудной работой прощения проза Полины Барсковой доказывает этими почти невозможными словами, что прощение может быть претворено в последнюю доступную для "экзистенциального" человека форму искусства - искусства смотреть на людей в страшный исторический мелкоскоп и видеть их в огромном, спасающем приближении. 2-е издание, исправленное и дополненное.

Для окончательно свободного и окончательно одинокого "экзистенциального" человека прощение - трудная работа. Трудная не только потому, что допускает лишь одну форму ответственности - перед самим собой, но и потому, что нередко оборачивается виной "прощателя". Эта вина становится единственной, пусть и мучительной основой его существования, источником почти невозможных слов о том, что прощение - и беда, и прельщение, и безумие, и наказание тела, и ложь, и правда, и преступление, и непрощение, в конце концов. Движимая трудной работой прощения проза Полины Барсковой доказывает этими почти невозможными словами, что прощение может быть претворено в последнюю доступную для "экзистенциального" человека форму искусства - искусства смотреть на людей в страшный исторический мелкоскоп и видеть их в огромном, спасающем приближении.

Для окончательно свободного и окончательно одинокого "экзистенциального" человека прощение - трудная работа. Трудная не только потому, что допускает лишь одну форму ответственности - перед самим собой, но и потому, что нередко оборачивается виной "прощателя". Эта вина становится единственной, пусть и мучительной основой его существования, источником почти невозможных слов о том, что прощение - и беда, и прельщение, и безумие, и наказание тела, и ложь, и правда, и преступление, и непрощение, в конце концов. Движимая трудной работой прощения проза Полины Барсковой доказывает этими почти невозможными словами, что прощение может быть претворено в последнюю доступную для "экзистенциального" человека форму искусства - искусства смотреть на людей в страшный исторический мелкоскоп и видеть их в огромном, спасающем приближении.

Поэзия мертва, стихи никому не нужны, современников не читают и не издают - Андрей Орловский и команда его проекта "Живые поэты" ("ЖЫ") успешно доказывают обратное. За 5 лет участниками проекта стали более 300 авторов со всего мира, вокруг которых редакция "ЖЫ" объединила десятки тысяч читателей. Первый сборник "живых поэтов" вышел с шумом - споры, премии, сотни публикаций в СМИ: "Так поэзию в России еще не издавал никто". Перед вами - вторая антология лучших стихотворений проекта, еще более провокационная и экспериментальная, с новым составом авторов и оригинальным оформлением. В этой книге: нет цензуры и ограничений, медийные герои и неизвестные гении, яркие, современные и абсолютно разные стихи.

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу. Сборник посвящен изучению послеблокадного времени в культуре и истории, его участники задаются вопросами: как воспринимались и изображались современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде? Блокадное после — это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но также целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады, как ее результат.

Полина Барскова родилась в 1976 году в Ленинграде. Воспитанница литературной студии Вячеслава Лейкина. Первую книгу опубликовала еще школьницей. Окончила филологический факультет Санкт-Петербургского университета и аспирантуру Калифорнийского университета. Лауреат Всесоюзного конкурса молодых поэтов (1991), Сетевого литературного конкурса "ТЕНЕТА" (1998), Малой премии "Москва-транзит" (2005). С 1999 года живет в США, научная работа посвящена русской прозе 1930-х годов (Вагинов, Егунов и другие). Один из составителей антологии новейшей русской поэзии "Девять измерений" (2004). Публиковала также статьи о творчестве Эдуарда Лимонова, Михаила Гронаса и др., переводы из современного американского поэта Ильи Каминского. Выпустила шесть книг стихов.

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время, как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита, и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу. Сборник посвящен изучению послеблокадного момента в культуре и истории, его участники задаются вопросами -- как воспринимался и изображался современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде? Блокадное после - это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но, также, целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады как ее результат блокады.

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу. Сборник посвящен изучению послеблокадного времени в культуре и истории, его участники задаются вопросами: как воспринимались и изображались современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде? Блокадное после — это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но также целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады, как ее результат.

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время, как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита, и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.Сборник посвящен изучению послеблокадного момента в культуре и истории, его участники задаются вопросами – как воспринимался и изображался современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде?Блокадное после – это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но, также, целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады как ее результат блокады.

Новая книга прозы поэта и прозаика Полины Барсковой нетипична - это не стихи и не проза (во всяком случае, не fiction-проза). Сборник ранее не публиковавшихся текстов соединяет эссе, отклики на новейшую русскую литературу, а также интервью, в которых Полина рассказывает о своей исследовательской деятельности, посвященной блокадной культуре, и многом другом. Полина Барскова родилась в Ленинграде, уехала из Петербурга в США, где в аспирантуре университета Калифорнии в Беркли стала заниматься историей культуры Ленинграда в XX веке. Профессор университета Хемпшир-колледж (США). Автор 11 сборников стихов, ее первая книга прозы "Живые картины" была удостоена Премии Андрея Белого.

Новая книга прозы поэта и прозаика Полины Барсковой нетипична - это не стихи и не проза (во всяком случае, не fiction-проза). Сборник ранее не публиковавшихся текстов соединяет эссе, отклики на новейшую русскую литературу, а также интервью, в которых Полина рассказывает о своей исследовательской деятельности, посвященной блокадной культуре, и многом другом..Полина Барскова родилась в Ленинграде, уехала из Петербурга в США, где в аспирантуре университета Калифорнии в Беркли стала заниматься историей культуры Ленинграда в XX веке. Профессор университета Хемпшир-колледж (США). Автор 11 сборников стихов, ее первая книга прозы "Живые картины" была удостоена Премии Андрея Белого..

Новая книга прозы поэта и прозаика Полины Барсковой нетипична - это не стихи и не проза (во всяком случае, не fiction-проза). Сборник ранее не публиковавшихся текстов соединяет эссе, отклики на новейшую русскую литературу, а также интервью, в которых Полина рассказывает о своей исследовательской деятельности, посвященной блокадной культуре, и многом другом. .Полина Барскова родилась в Ленинграде, уехала из Петербурга в США, где в аспирантуре университета Калифорнии в Беркли стала заниматься историей культуры Ленинграда в XX веке. Профессор университета Хемпшир-колледж (США). Автор 11 сборников стихов, ее первая книга прозы "Живые картины" была удостоена Премии Андрея Белого. .

Новая книга прозы поэта и прозаика Полины Барсковой нетипична - это не стихи и не проза (во всяком случае, не fiction-проза). Сборник ранее не публиковавшихся текстов соединяет эссе, отклики на новейшую русскую литературу, а также интервью, в которых Полина рассказывает о своей исследовательской деятельности, посвященной блокадной культуре, и многом другом. .Полина Барскова родилась в Ленинграде, уехала из Петербурга в США, где в аспирантуре университета Калифорнии в Беркли стала заниматься историей культуры Ленинграда в XX веке. Профессор университета Хемпшир-колледж (США). Автор 11 сборников стихов, ее первая книга прозы "Живые картины" была удостоена Премии Андрея Белого. .

Полина Барскова — один из самых ярких современных поэтов, лауреат Всесоюзного конкурса молодых поэтов (1991), Сетевого литературного конкурса «ТЕНЕТА» (1998), Малой премии «Москва–транзит» (2005), премии Андрея Белого (2015), лауреат поэтической премии «Anthologia» журнала «Новый мир» (2017). В настоящее время живет в США, преподает русскую литературу. О своей поэзии Барскова говорит так: «Я пытаюсь впитывать всю эту эклектику вокруг меня – славистику, Америку, джаз, кино, океан... Все это должно перемешаться в единственной подвластной мне стихии, стихии русского языка…» Настоящее издание представляет собой наиболее полное на сегодняшний день собрание стихотворений Полины Барсковой.

Много лет Полина Барскова ищет возможные пути, пути возможности художественного высказывания о невозможном — о ленинградской блокаде. Прорывами в этих поисках стали поэтический цикл «Справочник ленинградских писателей-фронтовиков», пьеса «Живые картины», сборник эссе «Седьмая щелочь». «Отделение Связи» — новый и, пожалуй, самый странный из всех путей, погружающий опыт личной утраты автора в эстетику надличностного жанра научной фантастики. Два персонажа, пережившие блокаду, — Переписчик и Пейзажистка (он умер в 58-м, она в 85-м) — служат в учреждении, призванном принять Оставивших и отделить их от Оставленных... Вневременная «фантастичность» способствует абсолютной взаимопереходности времен этой прозы: прошлое неминуемо — именно поэтому настоящее преодолимо. 16

Много лет Полина Барскова ищет возможные пути, пути возможности художественного высказывания о невозможном — о ленинградской блокаде. Прорывами в этих поисках стали поэтический цикл «Справочник ленинградских писателей-фронтовиков», пьеса «Живые картины», сборник эссе «Седьмая щелочь». «Отделение Связи» — новый и, пожалуй, самый странный из всех путей, погружающий опыт личной утраты автора в эстетику надличностного жанра научной фантастики. Два персонажа, пережившие блокаду, — Переписчик и Пейзажистка (он умер в 58-м, она в 85-м) — служат в учреждении, призванном принять Оставивших и отделить их от Оставленных... Вневременная «фантастичность» способствует абсолютной взаимопереходности времен этой прозы: прошлое неминуемо — именно поэтому настоящее преодолимо. 16